Когда клиницисты в области психического здоровья полагаются только на опросы и скрининг для диагностики, все проигрывают

Содержание

• Мне было 18 лет, и я обратилась к своему первому терапевту. Но я понятия не имел, что потребуется восемь лет, чтобы получить надлежащее лечение, не говоря уже о правильном диагнозе.
• Этот первый психиатр назвал бы меня биполярным. Когда я попытался задать вопросы, она упрекнула меня за то, что я «не доверял» ей.
• К этому моменту я видел 10 разных провайдеров и получил 10 поспешных противоречивых мнений - {textend} и потерял восемь лет из-за неработающей системы.
• Как бы невероятно это ни звучало, правда в том, что то, что случилось со мной, является поразительно обычным.
• Если психиатрическая экспертиза не учитывает нюансы, с помощью которых пациенты концептуализируют, сообщают и испытывают симптомы психического здоровья, ошибочные диагнозы будут оставаться нормой.
• Наконец-то у меня появилась полноценная жизнь, которая стала возможной только благодаря правильной диагностике психических состояний, с которыми я действительно живу.

Отсутствие значимого взаимодействия врача и пациента может отложить выздоровление на годы.

«Сэм, я должен был это поймать», - сказал мне мой психиатр. "Мне жаль."

«Это» было обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР), расстройством, с которым я неосознанно жил с детства.

Я говорю это неосознанно, потому что 10 разных врачей, в том числе мой психиатр, ошибочно диагностировали у меня (по-видимому) все психические расстройства. Кроме ОКР. Что еще хуже, это означало, что я принимал сильные лекарства в течение почти десяти лет - {textend} все от болезней, с которыми мне никогда не приходилось начинать.

Итак, где именно все это делалось так ужасно неправильно?

Мне было 18 лет, и я обратилась к своему первому терапевту. Но я понятия не имел, что потребуется восемь лет, чтобы получить надлежащее лечение, не говоря уже о правильном диагнозе.

Я впервые начал посещать терапевта по поводу того, что я мог описать только как глубочайшую депрессию и лабиринт иррациональных тревог, которые я паниковал каждый день. К 18 годам я был полностью честен, когда сказал ей на первом сеансе: «Я не могу продолжать так жить».

Прошло немного времени, прежде чем она посоветовала мне обратиться к психиатру, который мог бы диагностировать и помочь справиться с основными биохимическими частями головоломки. Я охотно согласился. Я хотел назвать то, что беспокоило меня все эти годы.

Я наивно предположил, что это мало чем отличается от вывиха лодыжки. Я представил, как добрый доктор приветствует меня и говорит: «Так в чем, кажется, проблема?» затем последовала серия осторожных вопросов вроде: «Больно, когда ...», «Ты можешь ...»

Вместо этого это были бумажные анкеты и грубая, осуждающая женщина, спрашивающая меня: «Если ты хорошо учишься в школе, почему ты вообще здесь?» а затем "Хорошо - {textend} какие наркотики тебе нужны?"

Этот первый психиатр назвал бы меня биполярным. Когда я попытался задать вопросы, она упрекнула меня за то, что я «не доверял» ей.

По мере прохождения через систему психического здоровья я накапливал больше ярлыков:

• биполярный тип II
• биполярный тип I
• пограничное расстройство личности
• генерализованное тревожное расстройство
• большое депрессивное расстройство
• психотическое расстройство
• диссоциативное расстройство
• театральное расстройство личности

Но в то время как ярлыки изменились, мое психическое здоровье не изменилось.

Мне продолжало становиться хуже. По мере того, как добавлялось все больше и больше лекарств (в свое время я принимал восемь разных психиатрических препаратов, в том числе литий и большие дозы антипсихотических средств), мои врачи разочаровывались, когда казалось, что ничего не улучшается.

После второй госпитализации у меня появился сломанный панцирь человека. Мои друзья, которые пришли забрать меня из больницы, не могли поверить в то, что видели. Я был настолько накачан наркотиками, что не мог связать предложения вместе.

Однако одно законченное предложение, которое мне удалось произнести, прозвучало ясно: «Я не вернусь туда снова. В следующий раз я убью себя первым ».

К этому моменту я видел 10 разных провайдеров и получил 10 поспешных противоречивых мнений - {textend} и потерял восемь лет из-за неработающей системы.

Это был психолог из кризисной клиники, который, наконец, сложил все воедино. Я пришел к нему на грани третьей госпитализации, отчаянно пытаясь понять, почему мне не становится лучше.

«Я полагаю, что у меня биполярное расстройство, или пограничное состояние, или… я не знаю», - сказал я ему.

«Это то, что вы думаешь? он спросил меня.

Ошеломленный его вопросом, я медленно покачал головой.

И вместо того, чтобы вручить мне анкету с симптомами для проверки или зачитать список диагностических критериев, он просто сказал: «Расскажите мне, что происходит».

Так я и сделал.

Я разделял навязчивые, мучительные мысли, которые ежедневно бомбардируют меня. Я рассказал ему о случаях, когда я не мог удержаться от удара по дереву, сломать шею или повторить свой адрес в голове, и как я чувствовал, что действительно схожу с ума.

«Сэм», - сказал он мне. «Как долго они говорят вам, что у вас биполярное или пограничное расстройство?»

«Восемь лет», - уныло сказал я.

В ужасе он посмотрел на меня и сказал: «Это самый явный случай обсессивно-компульсивного расстройства, который я когда-либо видел. Я лично позвоню вашему психиатру и поговорю с ним.

Я кивнул, не находя слов. Затем он вытащил свой ноутбук и, наконец, проверил меня на ОКР.

Когда я той ночью проверил свою медицинскую карту в Интернете, множество запутанных ярлыков со всех моих предыдущих врачей исчезло. На его месте было только одно: обсессивно-компульсивное расстройство.

Как бы невероятно это ни звучало, правда в том, что то, что случилось со мной, является поразительно обычным.

Биполярное расстройство, например, неправильно диагностируют в течение долгого времени, чаще всего потому, что клиенты с депрессивными симптомами не всегда считаются кандидатами на биполярное расстройство, без обсуждения гипомании или мании.

Точно так же ОКР правильно диагностируется только примерно в половине случаев.

Отчасти это связано с тем, что его редко проверяют. ОКР по большей части находится в мыслях человека. И хотя каждый врач, которого я видел, спрашивал меня о моем настроении, ни один из них никогда не спрашивал меня, есть ли у меня какие-то мысли, кроме мыслей о самоубийстве.

Это оказалось критическим промахом, потому что, не исследовав мысленно, что происходило, они упустили наиболее значимую с точки зрения диагностики часть головоломки: мои навязчивые мысли.

Мое ОКР привело меня к депрессивным перепадам настроения только потому, что мои навязчивые идеи оставались без лечения и часто вызывали беспокойство. Некоторые медработники, когда я описывал навязчивые мысли, которые я испытывал, даже называли меня психотиком.

Мой СДВГ - {textend}, о котором меня никогда не спрашивали - {textend} означало, что мое настроение, когда я не была одержима, было приподнятым, гиперактивным и энергичным. Это неоднократно принималось за какую-то форму мании, еще один симптом биполярного расстройства.

Эти перепады настроения усугублялись нервной анорексией, расстройством пищевого поведения, которое привело меня к серьезному недоеданию, что усилило мою эмоциональную реактивность.Однако мне никогда не задавали никаких вопросов о еде или образе тела - {textend}, так что мое расстройство пищевого поведения было раскрыто намного позже.

Вот почему 10 разных врачей диагностировали у меня биполярное расстройство, а затем, помимо прочего, пограничное расстройство личности, несмотря на отсутствие каких-либо других характерных симптомов того или иного расстройства.

Если психиатрическая экспертиза не учитывает нюансы, с помощью которых пациенты концептуализируют, сообщают и испытывают симптомы психического здоровья, ошибочные диагнозы будут оставаться нормой.

Иными словами, опросы и скрининг - это инструменты, но они не могут заменить значимого взаимодействия врача и пациента, особенно при переводе уникальных способов описания каждым человеком своих симптомов.

Так мои навязчивые мысли были быстро названы «психотическими» и «диссоциативными», а перепады настроения - «биполярными». А когда все остальное не помогло, отсутствие реакции на лечение стало проблемой с моей «личностью».

И что не менее важно, я не могу не заметить вопросы, которые просто никогда не задавались:

• ел я или нет
• какие мысли у меня были
• где я боролся на своей работе

Любой из этих вопросов пролил бы свет на то, что происходило на самом деле.

Есть так много симптомов, с которыми я бы, вероятно, отождествился, если бы они просто были объяснены словами, которые действительно перекликались с моим опытом.

Если пациентам не дается пространство, необходимое для безопасного изложения собственного опыта - {textend}, и им не предлагается поделиться всеми аспектами своего психического и эмоционального благополучия, даже теми, которые кажутся «неуместными» по сравнению с тем, как они изначально настоящее - {textend} у нас всегда будет неполная картина того, что на самом деле нужно пациенту.

Наконец-то у меня появилась полноценная жизнь, которая стала возможной только благодаря правильной диагностике психических состояний, с которыми я действительно живу.

Но у меня осталось чувство упадка. Хотя мне удавалось продержаться последние 10 лет, я едва выжил.

На самом деле анкеты и беглые беседы просто не учитывают человека в целом.

И без более тщательного и целостного взгляда на пациента мы с большей вероятностью упустим нюансы, которые отличают такие расстройства, как ОКР, от тревожности и депрессии, от биполярного расстройства.

Когда пациенты приходят с плохим психическим здоровьем, как это часто бывает, они не могут позволить себе откладывать выздоровление.

Потому что для слишком многих людей даже один год неверно направленного лечения рискует потерять их - {textend} из-за усталости от лечения или даже самоубийства - {textend} прежде, чем у них появится реальный шанс выздороветь.

Сэм Дилан Финч - редактор журнала Healthline по психическому здоровью и хроническим заболеваниям. Он также является блогером Let's Queer Things Up !, где пишет о психическом здоровье, бодипозитиве и ЛГБТК + идентичности. Как защитник, он страстно желает построить сообщество для выздоравливающих людей. Вы можете найти его в Twitter, Instagram и Facebook или узнать больше на samdylanfinch.com.